Глазами классика

Быть евреем в Риме совсем не страшно, даже мило. Похоже на небольшую картавость. Итальянцы слишком жизнелюбивы для мрака антисемитизма. Если бы не надавили их друзья-немцы, нипочем бы не отправили своих евреев в печь.

Но это было давно и одноразово, 16 октября 43-го, когда 1023 человека - все население Римского гетто - погрузили в товарные вагоны. Память об этой скорбной дате хранит красивая площадь.

Скорбь - неплохой товар. Бывшее гетто отмечено на каждой туристской карте. Здесь приглашают посмотреть фотовыставку в синагоге ( входной билет стоит 11 евро)...

Можно приобрести задорого разнообразной фигни с еврейской символикой. Пообедать кошерной кухней в одном из ресторанов.  Официанты в кипах. В меню - обязательные фалафель, хумус и наценка на "колорит". В названии почти наверняка присутствует слово "гетто".

Кстати о самом гетто. Вот что пишет о нем Зеэв Жаботинский:

Эти улицы несколько шире старых: одному толстому человеку здесь легко пройти, но двум все-таки трудно. Стены домов высокие, старые, точно насквозь чем-то пропотевшие. В стенах густо прорезаны лавочки, похожие на пещеры, и двери с узенькими лестницами, уходящими куда-то вверх. В замке св. Ангела я видел келью, где была заточена отцеубийца Беатриче Ченчи, и другую, где сидел волшебник Калиостро, и маленький каменный мешок, в который бросили еретика Джордано Бруно: в этой страшной тюрьме тоже узенькие и крутые лестницы. Но лесенки гетто уже, круче и темнее тех.

То, что увидел классик сионизма, было "Новым гетто", отстроенном в 19 веке на место "Старого гетто", деревянного, которое, надо понимать, было еще кошмарней. Подвалы зданий тонули в Тибре. Скученность порождала эпидемии, в которых, как пишут, погибал каждый пятый.

На масляной евреев заставляли бежать вперегонки по Корсо, с голыми ногами и с мешком на голове. Еще в первой четверти века жил здесь маркиз дель-Грилло, который в травле евреев был виртуозом: легенда рассказывает, что когда папа запретил маркизу мучить бедных mordegá, тот выпросил себе позволение хоть пошвырять во врагов Христовых "фруктами"; папа разрешил, и маркиз выбрал - сосновые шишки. (З. Жаботинский)

Сегодня от тех страшных лет остались только узкие, замощенные улицы и остатки ворот, запираемых на ночь.

Любопытно узнать, эти ворота запирались изнутри или снаружи? То есть евреи скрывались за стенами от разбойников, или нас запирали в загоне, как скот? Кто знает ответ?

Мой новый знакомый Джанфранко - волонтер в местном музее Катастрофы (за участие в обоих денег не берут). Джанфранко говорит на сносном иврите и просит называть его по-еврейски - Яков.

"Мы не совсем итальянцы, - говорит он. - Нас в Риме всего 13 тысяч. Мало кто остался жить в гетто, все расселились. Рим - большой город. Но оказалось, что раствориться в нем нелегко".

Не "нелегко", а невозможно, Джанфранко-Яков. Прислушайтесь к классику:

И все-таки, если нет антисемитизма, есть "что-то", какое-то неистребимое маленькое зернышко - не вражды, не ненависти, но розни, холодка, отчуждения, - и это зернышко, словно горошина в тюфяке, при всей своей крохотности не дает удобно и спокойно улечься.

И это говорит вам не пророк, а просто писатель, при этом еще не знающий Катастрофы!

Но вглядываясь беспристрастно, я убедился, что тамошние евреи все-таки глубоко и мучительно сознают себя чужими среди чужого коренного населения. Поэтому я посвящаю свои очерки римского "счастливого" гетто "недругам Сиона", зовущим нас к ассимиляции, и говорю им: "Вот ваш идеал. Полюбуйтесь!"

И вот еще что рассказал мне мой гид:

- У нас, римских евреев, есть все. Сефарды, ашкеназы, хасиды, литваки, приезжие, старожилы...

- И все не ладят между собой?- спросил я, заранее предвидя ответ.

- Что поделать? Так будет всегда, - ответил он, улыбаясь.

- Разъединение евреев и есть причина всех бед. Есть такая теория. И я в нее верю, - хотел я сказать.

Поколебался, но все же сказал.